Православная иконография великого праздника Пасхи имеет древнюю, но одновременно сложную историю – и не раз в течение последних ста лет ставился вопрос, возможно ли вообще изобразить самое радостное, но и совершенно непостижимое умом событие – Воскресение Христа[1]. Тем более что оно не описывается в Евангелии, где говорится лишь, что женщины, пришедшие помазать тело Господа и не нашедшие его, получили весть о Воскресении от ангела ‒ поэтому иногда образ «Жены-мироносицы у гроба» соотносится с этим праздником.
Да и как изобразить неописанное, и поэтому, возможно, неизобразимое? Даже когда Сам Воскресший Христос явился своим ученикам, они, «смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа» (Лк. 24, 37). Возможно, именно эти слова объясняют, почему в Православии долгое время, вплоть до XVIII в., не было образа «Восстание от гроба», который показывает сам момент выхода Господа в ожившем теле из гробницы (этот образ характерен для католического искусства уже после XI в.).
Евангелист Матфей говорит, что, воскреснув, Христос вышел из закрытого гроба (и ангел отвалил камень лишь для жен-мироносиц, ср. Мф. 28, 2). Христос, явившись в горнице ученикам, прошел через закрытые двери[2]. Милосердный Господь убеждает своих учеников, что это Он, воскресший, ‒ не рассуждениями, а действием, причем дважды: принуждая потрогать Его раны (Лк. 24, 39) и начав перед ними есть пищу (Лк. 24, 41, 43). Но как живописи убедить нас, что изображен именно воскресший Спаситель, как красками показать новые свойства воскресшей плоти?
Здесь зримо показано то, о чем говорится в пасхальном тропаре: Христос победил смерть и дал смертному человеку жизнь вечную
Искания богословской мысли и шедшее за нею творческое дерзновение иконописца дали нам ответ на этот