Рискну поделиться собственным опытом, горьким, но на то и дана нам вера, чтобы горечь наша оборачивалась радостью.
В какой-то момент мое отношение к церковной исповеди стало формальным и сухим
В какой-то момент мое отношение к церковной исповеди стало формальным и сухим. То есть мне стало все равно, что говорить у аналоя. Я перестала готовиться к исповеди, продумывать ее заранее. Я считала, что мне сейчас не до того: слишком трудный период в жизни. Из-за тяжелой болезни и беспомощности мамы я далеко не всегда могла вырваться на службу в церковь. И даже вырвавшись, войдя, наконец, в храм и услышав «Благословенно Царство…», каждую минуту боялась, что в кармане завибрирует телефон и мама скажет, что ей очень плохо, и мне придется идти не к чаше, а срочно возвращаться домой. «Дал бы Бог причаститься, – думала я, – а исповедь… Нового-то ведь ничего не скажу, все то же, что и в прошлый раз. Лишь бы побыстрее».
Нет, я задавала себе, конечно, вопросы: почему я, полтора года кряду повторяя на исповеди одно и то же, не меняюсь, не становлюсь лучше; есть ли во мне на самом деле хоть какое-то раскаяние – ну хотя бы в эгоизме… Но гораздо чаще я спрашивала себя о другом: как мне вынести все, что на меня свалилось.
Увы, не для меня одной исповедь становится всего лишь «пропуском» к причастию. Нередко мы видим людей, которые исповедуются ровно полминуты… и радуемся, что они не задерживают очередь, и сердимся на тех, кто задерживает. Современный прихожанин склонен воспринимать причастие как нечто вещественное и конкретное, а исповедь – как некую абстракцию или формальность. Боюсь, что и я воспринимала так же… Но вдруг что-то стало для меня меняться.
Вот первое, о чем я задумалась. То, что происходит у аналоя, то, чему священник «точию