Иконописец Михей Сергеев по прозвищу Тонконог пил горькую. Он сидел, запершись в своей келейке, где уже несколько дней нетронутыми пылились кисти и сохли в скляницах разведенные санкирь и белила, и, опустошая жбаны с горькой полынной настойкой, причитал: «Матерь Божия… Да что ж сие творится на земле… И как теперь писать Твой образ… Срам-то какой… В ковер обернули, аки девку-полонянку, говорят, список с какого-то ларца латынского… Да с какой же поры латиняне нам первообразы присылают?!» Он закрывал лицо руками и плакал, как обиженный ребенок, а потом вновь принимался за жбан с полынной.
Михей слыл одним из лучших изографов царской Оружейной палаты. Истовый в вере и искусный в мастерстве, он с детства навык иконописному делу. Как и все, начинал с фонов и горок, затем был допущен к фигурам святых и, наконец, с трепетом написал первый самостоятельный образ – как полагалось исстари, это был Нерукотворный Спас. Икона удалась на славу: очи Христа глядели грозно и милостиво и, казалось, заглядывали в самую душу. С тех пор Михей Тонконог, прозванный так за худощавую, несолидную по тем временам фигуру, стал писать лики святых и Спасителя. Писал и на стене, успевая по сырой штукатурке изобразить фреской иконную композицию, работал и на доске. Мог ли он, с восторженной радостью созерцавший разворачивающийся перед ним творческий путь, с любовью лобызавший написанные им же святые образы и изумлявшийся, как из-под его грешной руки могло выйти это откровение Горнего мира, мог ли он подумать, до какой душевной скорби и падения доведет его этот путь?..
Михей слыл одним из лучших изографов царской Оружейной палаты
Все началось, когда в Успенском соборе расстригали и анафематствовали протопопа Аввакума. Казалось, так ли давно он вместе с