Мк.2:18–22
2Кор.7:10–16
Каждому ясно, что если человек умеет ходить, это еще не значит, что он пойдет на доброе дело. Но и вообще о любом деле мы не можем сказать, хорошее оно или плохое, если не увидим цели, на которую оно направлено, и если не распознаем духа, в котором оно совершается. И это касается даже видимых дел благочестия. Например, человек постится. Господь сравнивает пост с мехами. Он говорит, что мехи бывают новыми или ветхими, и что вино в них может быть молодым или старым. А бывает и в добрых мехах вино совершенно негодное. Пришел человек на исповедь. Священник спрашивает: «В чем грешен»? – «Ни в чем». – «Пост соблюдаешь»? – «А как же! Все сорок дней вообще не ем». – «Может быть, кого осудил»? – «А как их не осуждать, такую рвань и пьянь»?! – Вот и видишь, какое питье содержится в этих по-видимому крепких и даже удивления достойных мехах.
Или, например, человек опечален. Что может быть в этом плохого? Но, оказывается, и содержание печали может быть настолько противоположным, что одно «производит неизменное покаяние ко спасению», а другое «производит смерть». Ибо, что такое печаль? – Это как бы стон всего существа о потере самого главного. Нигде нет заповеди: «не печалься», потому что, очевидно, давать эту заповедь бесполезно. Печаль охватывает всю душу. Печаль стонет о том, что нет, и не может быть на свете ничего, кроме желаемого мною, и чего я лишен. Мирская печаль, это печаль о том, что проходит, что истлевает, что не есть истинное благо, и чего по существу даже вообще нет. Это погружение еще заживо в смерть, когда в душе уже нет точки опоры, чтобы из этого состояния выбраться, и нет даже желания это делать. Потому-то «печаль мирская производит смерть».
С мирской печалью не спутаешь печаль «ради Бога»,