Два свидетельства
Когда мы размышляем о святости разных эпох и пытаемся, по завету священномученика Игнатия Богоносца, вникать в обстоятельства своего времени[1], нас не могут не поражать разительные отличия тех праведников, которых Бог явил в новейшей истории, от святых древности – притом что дух и устремления их одни и те же. Это стало настолько общим местом, что, пожалуй, каждое поколение христиан считает: «золотой век» святости был когда-то при наших предках, а сейчас – времена упадка. Так думали в IV, X, XIV веках (но некоторые святые, как, например, преподобный Симеон Новый Богослов, считали этот взгляд ересью). Тем более так думают сейчас. Но если убрать все посторонние и греховные мотивы – самооправдание, стремление убежать от реальности исторической в реальность мечтательную, – то постепенно различаются черты уникального Божиего зова, обращенного к людям каждой эпохи.
Мученический подвиг представляет здесь богатое поле для размышлений. Ведь никогда еще в истории не было такой богатой жатвы мучеников, как XX столетии. Знаменитые и безымянные, прославленные Церковью и непрославленные, оставшиеся в памяти потомков и известные только Богу – их безмолвный и могучий хор стучится к нам: вопросом, зовом совести, призывом понять и принести в своей обычной жизни тот плод, которым будет оправдана их жертва.
Мы попытаемся в этом очерке вглядеться в «иконы» древних мучеников – и в лица мучеников новых, хотя бы наиболее близких и родных нам: по вере, по принадлежности к Церкви, по земному Отечеству. Но в них и через них мы чтим и низко кланяемся всем, кто в минувшем столетии претерпел страдания и смерть в нечеловеческих условиях, будь то христиане или неверующие, жертвы войн, гуманитарных катастроф и тоталитарных режимов.