(В этом году на праздник преподобного Сергия был невероятный ливень, и внезапно родился такой текст).
Июньские ливни опоздали, заблудились, задержались в пути. Мы встречали их букетами пионов, мы выстилали им дорожки гирляндами одуванчиков и венками душистых трав, но травы пожухли, пионы рассыпались, а дорожки затянула перегретая пыль. Весёлые июньские дождики в долгих скитаниях набрели на компанию июльских ливней и ворвались в Гомель шумно и сокрушительно. Но тонкая прохлада среди духоты, и осенняя дремота ясно говорили, что к буйной ватаге прибился кто-то из августовских и сентябрьских обморочных дождей, потому что такого потопа не припомнят даже старожилы – вода не лилась, а стояла сплошной стеной, так что водосточные трубы сразу и покорно захлебнулись и всплыли утопленницами, смиренно отдавшись на волю стихии.
В полночь на небе кто-то крепкий «двигал мебель», словно началась большая уборка. Многоэтажные рояли с грохотом катились по облакам, гигантские кресла были властно перевёрнуты и стянуты в угол железной рукой, циклопические серванты жалобно звенели занебесным хрусталём – тот, кто хозяйничал наверху, наводил в доме порядок, и, похоже, именно он выпустил ветры и молнии, как хозяйка выгоняет детей на улицу, чтобы не путались под ногами и не топтались по чистому.
Июльское небо надорвалось от избытка влаги, от озорного выводка ветров, засидевшихся громов и заспанных молний, и обрушились потоки небесные на перегретые крыши и загоревшие улицы с безудержным грохотом и россыпью огней.
И наш белоснежный храм сразу стал меньше, и мы притихли, как спасённые зверята в древнем, но надёжном ковчеге. Он стремительно врезался в океанский шквал дождей, как крохотная, но храбрая подводная лодка, и ранняя литургия под